Knocking on Heaven's Door

Объявление

18+ Мистика, хоррор, октябрь 1984
24.11.17
Время на расслабление кончилось. Мы подготовили два замечательных квеста для взрослых и не очень. Спешите занять места. Влезут, конечно же все, но все равно спешите!
CHAPTER 1. Just Can’t Get Enough
18.11.17
Кошмар подкрался незаметно! Может, и не совсем кошмар, но мы - точно. Спешим сообщить, что наша ролевая открывает свои двери для всех страждущих душ, желающих потрепать нервишки. Проходите, располагайтесь поудобнее и не заглядывайте под кровать. Мы предупреждали!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Knocking on Heaven's Door » Новый форум » Собака бывает кусачей


Собака бывает кусачей

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

[nick]Alan Brody[/nick][status]I know people need love[/status][icon]https://i.imgur.com/x3YHGQn.png[/icon]....

0

2

[nick]Alan Brody[/nick][status]I know people need love[/status][icon]https://i.imgur.com/x3YHGQn.png[/icon]Ночью Алан никак не мог заснуть. В его голове то роились сотни паникующих мыслей, которые звоном отзывались, словно ударяясь о стенки черепа, то там была абсолютная пустота, какая бывает в банке с печеньем после того как он к ней подсаживается. Он бы сейчас не отказался от овсяного печенья со стаканом теплого молока, но есть было нечего, потому что у него совсем вылетело из головы, что надо бы зайти в круглосуточный магазин и купить себе хоть что-то. Хорошо еще, что паника приглушило чувство голода. Жаль, что заснуть она не помогала, а он бы сейчас с радостью просто куда-то провалился.
На сон и так после смены было не много времени, от силы пара часов, а остальное он досыпал уже на парах, либо же в особо тяжелых случаях, как сегодня, просто пропускал парочку первых. Завтра же просто нельзя было позволить себе такую роскошь, потому что мало того, что у него была литература, так еще и первой. Вселенная просто решила повернуться к нему задом. Впрочем, так даже было лучше, потому что его даже одна такая ночь выводила из себя. Алан просто не любил неопределенность. Уж если на казнь, то сейчас, а не как возможность в будущем, иначе он просто изведет себя сам сильнее, чем само событие бы могло по нему ударить. Вот к утру он вообще уже был согласен на все лишь бы ему дали поспать, но предательский будильник сообщил, что время попыток уснуть вышло, и пора вставать из постели.
Откинув одеяло, он быстро принял душ, потому что вчера его на это просто не хватило, а потом словно специально надел свой самый огромный и темный свитер. В нем было уютно, и он был словно защита от внешнего мира. Не по погоде, но зато так спокойнее. Ему вообще было не свойственно одеваться тепло, потому что он в любое время года ходил в одном и том же. Объяснить эту закономерность и ее смысл парень не смог бы даже сам, потому что каждый раз неимоверно мерз, подпрыгивая на месте, ожидая своего автобуса, чтобы потом влезть в самый заполненный и греться о людей, которые топтали его ноги и ворчали, что он цеплялся за них, когда автобус резко тормозил.
Сегодня, видимо в подтверждение его теории о том, что есть какой-то заговор против него, автобус пришел с большим опозданием, зато почти пустой. Ни тебе теплых людей, ни возможности проехать бесплатно, притворившись, словно он уже платил. Зато Алан смог вовремя увидеть свою остановку и даже выйти чуть раньше, чтобы замерзшими пальцами наскрести мелочь на энергетик. По его ощущениям, он вот-вот должен был завалиться на пол от усталости, но почему-то продолжал идти. Ноги не гнулись, пальцы тоже, да и вообще он шел так, словно тело было ему чужим. Особенно тяжело было войти в кабинет, и он просто завесил лицо волосами как можно сильнее, стараясь не смотреть на стол преподавателя. Он даже не знал на месте ли вообще мистер И. или еще не пришел.
Вокруг Алана кипела жизнь, а он позволил себе на пару секунд прикрыть глаза, поставив новый будильник на время начало пары. Ему бы лучше было заснуть и вообще не просыпаться, но при этом было страшно. А вдруг он не успеет вместе со всеми сбежать из кабинета и что тогда? Хотя часть его все же хотела поговорить с преподавателем, чтобы уже решить эту проблему, либо усугубить, либо уже точно понять, что он попал, но точно уж не быть в таком странном положении, как он был сейчас.
Звонок на пару смешивается с сигналом будильника – удивительная синхронность часов. Сев на месте ровно, Алан уставился в сторону доски, сжимая пальцами стаканчик из-под кофе, куда был спрятан энергетик. По странной прихоти многие преподаватели нормально относились к одному напитку, позволяя его пить на парах, но против другого были категоричны. Хотя его это не волновало обычно, ведь ему не надо было себя так изводить, куда лучше было поспать. Сейчас же он красными и недовольными глазами смотрел на мир вокруг себя, вяло потирая лицо и кутаясь в ворот своего свитера. Только проведя рукой по волосам, он понял, что точно не расчесал их после душа, даже не высушил, поэтому не удивительно, что он так замерз. Вроде как подобные мелочи он никогда не упускал из виду, но сегодня ему отчего-то хотелось быть как можно менее привлекательным, что он делал подсознательно и не замечая. Вот бы еще быть невидимым, а еще лучше уметь стирать память.

+1

3

[nick]William Islington[/nick][status]всего лишь писатель[/status][icon]https://i.imgur.com/0svYqS7.png[/icon]
     Завтра настало. Наступило на живое и больное тяжёлым металлическим сапогом, придавив горло. Будильник с третьего раза, словно попытка скинуть с себя железную лапу и задышать. Не самая удачная попытка не самого желанного действия. Кожу на правой ладони немного стянуло - чувством вины и стыда, разумеется, которые вместе с похмельем раскалывают голову не меньше, чем на тысячу. Хочет себя склеить, пытается собрать картинки всего бесконечного вчера в одну, цельную. Становиться только хуже, острые детали впиваются в и без того ноющую тупой болью подкорку. Каждое сказанное тогда слово в голове превращается в трехмерную модель, и с какой стороны не посмотри - только хуже. Неоднозначно, расплывчато, жалко, а если к этому прибавить декорации. Господи... От жалости к себе хочется скулить, но часы говорят что на рефлексию сейчас нет времени.
     Смотреть на себя нет желания, но взгляд отвести не получается. Хочется найти какую-то перемену, и в то же время найти кусочек чего-то старого, потому что отражение кажется чем-то чужим. Или он так хочет, чтобы оно таки казалось, ведь верить в такого себя так мерзко.
     Если все наши грехи и пороки отражаться будут на наших портретах или отражения, как скоро на себя смотреть станет противно?
     В этом плане, алкоголь помогает.
     Он задумчиво немного оттягивает нижнее веко, удивляясь мешкам под глазами и покрасневшим белкам. Он же спал? И все кажется не таким, и морщины, и отеки, и щетина. И кровоточат десны, как призыв к искуплению кровью.
     Эзотерика.
     Он сплевывает металлом и берет себя в руки. Или делает вид, попытавшись улыбнуться своему отражению.
     Стоит попытаться войти в ритм. Но вместо пробежки – вялая прогулка со взглядом в экран мобильного, вместо маршрута – куда приведут собаки, а им семь верст не круг. Когда очередное напоминание перекрывает собой текст на экране, а оглядываясь по сторонам не сразу выходит сориентироваться на местности, тогда обратную дорогу приходится бежать, опаздывая и спотыкаясь.
     Вода, вопреки ожиданиям, не смывает ничего, кроме времени. На завтрак остаётся чувство тошноты и желания выпить все воды мира.
     Время – слабая сторона. Полное отсутствие его чувства, сопоставления необходимого и возможного. От этого сейчас торопится, когда сил (но больше, конечно, желания) на это совсем нет, а от резких движений немного не по себе.
     (Не) доброе утро, он смотрит на часы в подтверждение, но растерянно улыбается, обводя взглядом аудиторию и извиняюсь за опоздание. И за то, что подождать придётся ещё не много. И, коротким беглым случайным взглядом на Алана Броуди – за все.
     Он наливает чай и путает предмет. Не специально, просто слишком торопиться успеть прошлое.
     К двадцатой минуте забывает. И о головной боли, и о вине. Беспокойные мысли отходят дальше. А потом он снова и снова возвращается взглядом к Алану Броуди. На четвёртый раз это выходит с паузой, он молчит, и очень хочет сказать, что ему жаль, но говорит о литературе.
     Он уже отошёл куда-то от темы, уже что-то цитирует, задаёт какие-то вопросы и на отвечающего смотрит меньше, чем обычно. Он растерян, а картинка складывается.
     Если вы не против. Он, зачем-то, всегда спрашивает, сделав это традицией.
     И пара закончена на десять минут раньше.
     До свидания, до свидания, до свидания. Кому-то улыбается, когда-то кивает, где-то не слушает. Обводит взглядом аудиторию. Песочные часы. Остаётся совсем не много, можно пересчитать по головам. И чем меньше, тем больше слов и вариантов их произношения вслух в голове сменяются.
Взглядом от лица к лицу, чтобы не упустить, чтобы...
     – Алан, извините, можно попросить вас задержаться на пару минут? – Его голос звучит уверенно-ровно, и он старается сделать как можно более спокойное лицо. Даже чуть улыбается. Самыми уголками губ. Смотрит ему в глаза, правда не дольше, чем три секунды, а потом снова путается взглядом, сдержанной улыбкой и чередой прощаний в других.

Отредактировано Richard Graham (2018-01-16 13:18:11)

0

4

[nick]Alan Brody[/nick][status]I know people need love[/status][icon]https://i.imgur.com/x3YHGQn.png[/icon]Пара просто бесконечна. «Бесконечна» - Алан вдруг стал мысленно повторять это слово, отчего ему стало казаться, что оно звучит как-то не так, что может и вовсе нет такого слова, а он его выдумал. В голове все стало немного путаться, когда профессор начал вести лекцию, вероятно, так же буднично, как и всегда. Алан не знал, ведь обычно к тому моменту как профессор открывал рот, он уже вовсю спал, устроившись лохматой головой на тетради.
Сейчас она казалась ему лучшей на свете подушкой, а парта бы была удобнее всего, но он словно палку проглотил, оставался прямой, прижимаясь к спинке стула всей спиной. Кто бы там не придумал, что сидеть надо именно так, он видимо имел какую-то другую физиологию, потому что Алану так неудобно и даже неприятно. Хотя, возможно, это он просто привык вечно сутулиться, лишь во время танца распрямляя спину и плечи, чтобы выглядеть идеально. Слово «идеально» тоже кажется каким-то чужеродным, потому что сейчас он по всем фронтам далек от этого понятия. Идеально было бы поспать, идеально было бы не выходить вчера на работу, идеально было бы не сидеть у профессора на коленях, потираясь об него всем телом и касаясь губами его кожи.
Алан тихо простонал. Едва слышно, даже для самого себя, но он на всякий случай огляделся, чтобы убедиться, что никто на него не смотрит, уж точно не профессор, а потом резкими движениями потер лицо обоими руками, зарывшись пальцами в волосы и убирая их назад. Немного высохли, но еще неприятные, не то влажные, не то просто замершие. Он слишком старался подмечать детали, потому что искать смысл в лекции профессора было где-то за пределами его сегодняшних возможностей. Слишком устал, слишком далек от литературы, слишком много думает о том, чтобы затеряться в толпе сокурсников и удрать. Просто позорно сбежать, надеясь, что со временем профессор снова о нем забудет. Еще надеяться, что на физкультуре можно будет состроить глазки преподавательнице и вновь сказаться больным и несчастным. Она его всегда отчего-то жалела, правда называла дохляком, но разрешала упасть на маты и принять позы мертвого тюленя.
Мистер И. же вряд ли там бы ему такую возможность, а теперь даже привычно спать не было возможности. Хорошо еще, что десять минут совсем не срок для того, кто уже каким-то чудом отсидел все остальное время. Алан был уже даже готов начать мысленно отсчитывать секунды, если бы это был бы не самый действенный способ заснуть, который работал на учебе, но никогда дома. Вот только делать этого все равно не пришлось, потому что пара закончилась раньше и все стали собирать свои вещи, да с такой скоростью, что сонный Алан даже не сразу понял, что вокруг него происходит. Когда же до него дошло, он стал собираться быстрее их, только чтобы не выйти последним. Снес свой стакан, чуть залив пол, но как-то поймав его на лету, потом рассыпал карандаши, которые вообще непонятно зачем достал, не лекцию же зарисовывать. Вряд ли профессор принял бы работу по литературе выполненную в стиле комикса. Хотя если верить мыслям Алана, профессор вообще любил другой типа работы от студентов. Выяснять это на практике совсем не хотелось.
Главное пристроиться за Бобби, за ним всегда хорошо прятаться, но тот уже скрылся за дверьми и Алан просто поплелся за другими студентами, стараясь не смотреть на стол, на преподавателя, даже не дышать, но собственное имя, произнесенное голосом мистера Ислингтона, заставляет его застынь на месте и нервно теребить ручку сумки. Остальные просто проходят мимо него, потому что им не до этого, они получили возможность чуть передохнуть перед следующей парой и им вообще не интересно ничего. Всего несколько человек, пара, один последний студент, попрощавшийся и скрывшийся за дверью. Теперь они один на один, как в той комнате, и вроде как это момент, которого Алан и ждал, и боялся. Теперь надо было просто выдохнуть и вести себя спокойно. Максимально спокойно и собрано.
- Я думал вы хотя бы до времени зачета подождете, еще вроде рано. – Повернувшись к столу преподавателя, Алан посмотрел на него покрасневшими глазами. Ухмыляется или ему кажется? Вот он уж точно выглядит спокойным, не то что Броди. Выглядит как человек, который знает, чего хочет и что получит это. Хотя, чего таить, для Алана вообще так выглядели все преподаватели, но относительно желаний этого он имел хоть какое-то представление. – Ладно.
Вялые попытки попросить побыть профессора человеком явно ничего бы не дали, а Алан уже был слишком раздражен бессонной ночью и необходимостью слушать бесконечную и скучную лекцию по литературе, которую он не понял от слова «совсем». Отчаянные ночные мысли отчасти были правы, нечего было тянуть кота за яйца и надо было покончить с этим здесь и сейчас.
- Окей, к черту, я устал и хочу спать, поэтому давайте быстрее. – Кинув сумку на пол, Алан одним движением снял свитер, кинув его сверху. По коже сражу же прошелся морозец, все же тут было прохладно, а он пригрелся. – На какой-нибудь танец меня не хватит просто, так что куда мне встать? Лечь? Сесть? Чего вы так смотрите? Либо трахните уже, либо отпустите. – На лице парня появилась тень понимания. – Или вы хотите, чтобы я вам отсосал? Ну?

+1

5

[nick]William Islington[/nick][status]всего лишь писатель[/status][icon]https://i.imgur.com/0svYqS7.png[/icon]
     В его карих глазах решимость человека, идущего на смертную казнь, идущего без страха, чудовищная обречённость и поразительная готовность. С таким взглядом умирал Че Гевара в жаркий кубинский полдень, так шли на смерть и разбивались камикадзе. Так стоял и смотрел на него Алан Броуди, за секунду, как… Согласиться. На что-то решенное в своей голове. Измученный чем-то, что ведомо только ему и явно бессонными ночами, произносит простое «ладно», будничным тоном человека умиравшего за чужие грех уже тысячу раз, и тысячу раз возродившегося. И это «ладно» звучало страшнее и хуже, чем приказ «расстрелять».
     И это завораживало и пугало. Заставляло смотреть с немым вопросом, жалостью и трепетом. Он не хотел его убивать, он хотел его спасти. Наверное, это патологическое. Как тащить бездомных щенков и котят, так и мальчиков и девочек, потерянных и разбитых. Реализация отцовских инстинктов, необходимость кого-то опекать, или просто попытка искупления, можно назвать как угодно. Ему это надо. Звучит эгоистично, но на деле выглядит слишком противоречиво.
     Пытается собраться с силами и найти в себе нужные слова, чтобы начать. Делает пару глотков чая, потому что на подсознательном уровне закрепилось – чай успокаивает нервы, а это ему ой как надо. А еще во рту ужасно сухо, но это не от волнения, а от похмелья.
     Странно, но паузы здесь не выходит. Никакого молчания, тишину пустой аудитории наполняют звуки: вначале – сумки брошенной на пол, затем – голоса Алана Броуди. И произнесенные им слова мешают дышать. Впрочем, может, мешает жидкость, попавшая не в то горло и уже начинавшая давить на легкое. От собственного потрясения, глядя на полураздетого отчаявшегося мальчика, он даже не сразу начинает дышать, беззвучно подавляя порывы то ли тошноты, то ли кашля.
     – Алан, – быстро-быстро, потому что сразу после сказанного снова першит болью в горле. Сдерживать кашель не получается, но молчать еще глупее и хуже. Но молчать – значит признать и на что-то согласиться, значит искать себе оправдание. – немедленно оденьтесь. – Хрипло и почти беспомощно, вновь срываясь на кашель. Уже едва ли не катятся слезы, в коротких паузах, где не надо снова жмуриться. В паузах, на которых у него нет сейчас права. – Я не хочу и не собираюсь заниматься с вами сексом. – Перед последним словом он пытается сглотнуть, едва ли не с отвращением. Спроси – сам не скажет точно, от этой фразы и ее смысла или от того, что испытывает чисто физический дискомфорт в горле. Может, от всего этого разом. Неприятно и страшно думать о том, что у этого ребенка (а ведь он же простой ребенок – посмотри, напуганный, одинокий и слабый, стоит в футболке под этим холодом готовый ко всему) такой взгляд и такое мнение. Это вовсе не обижает, но делает больно. Больно не собственным чувствам и самоосознанию, а больно жалостью и невозможностью помочь.  – Если кто-нибудь когда-нибудь в этом университете пытался решиться вами вопрос так... Алан, вы должны рассказать. Позвольте вам помочь. Мы найдём способ, что-нибудь придумаем. Я готов вам помочь. Или, если вам не приятен сам факт моей помощи, я найду вам другого человека, который сможет вам помочь и защитит вас от всех последствий. Алан... – Может, смотреть на него сейчас и не правильно, но он все же решается посмотреть ему в глаза. У самого глаза покрасневшие, блестящие живой влагой готовой вот-вот растечься слезами. Мне очень жаль. И если в «том месте»... Если вас там удерживают против вашей воли... Просто скажите.
     Сколько ему уже делали таких предложений? Сколько раз обещали спасти, и бросали? Пытается угадать в его взгляде, рассмотреть в карих глазах количество обманов, растоптанных надежд и пустых обещаний. Он чувствует это юношеское предубеждение, недоверчивость неоднократно избитой и голодной бездомной собаки.  Ладонь вверх, он пришел с миром и с добрыми побуждениями. Он знает, как это выглядит для него. Как всегда выглядело для таких как он.
    – Я не пытаюсь втереться к вам в доверие, чтобы потом вами воспользоваться. Мне жаль, что у вас сложилось обо мне такое мнение.
     Снимает очки, чтоб потереть глаза. Чувствует на пальцах свои слезы, и это так символично. От всего происходящего стоит рыдать навзрыд, если просто задуматься и попытаться предположить, что пережил этот мальчик и как дошел до такого в себе, а у него слезы вовсе не от психологии, а от физиологии. Он выдерживает паузу. Короткую, больше для него, чем для себя.
     – Вы совсем не спали? – Больше похоже на утверждение, чем на вопрос. – Хотите кофе? – Он дает ему еще время. Чтобы подумать, переосмыслить, чтобы разобраться в себе, чтобы найти внутри силы верить или же не верить. Время на принятие решения.
     Может, кофе это единственное, что он сможет (что ему позволят) для него сделать.

ассоциация

Собака бывает
кусачей
Только от жизни
собачей
Только от жизни, от
жизни собачей
Собака бывает
кусачей.
<...>
И каждому ясно, что
эта собака
Круглая сирота.
<...>
Собака несчастная
очень опасна,
Ведь ей не везет в
этой жизни ужасно,
Ужасно, как ей не
везет.
Поэтому лает она,
как собака,
Поэтому злая она,
как собака,
И каждому ясно, что
эта собака
Всех без разбору
грызет.

Отредактировано Richard Graham (2018-01-18 10:40:05)

0

6

На одну блистательную секунду мелькнула мысль, что его отпустят. Он же попросил, а профессор мог и договориться о встрече позже, может ему на столе в перерыве не очень приятно. Алан же тогда мог иметь возможность немного отдохнуть, хотя он и не был уверен, что так было бы лучше. Возможно, ему бы в таком состоянии было намного проще, потому что сейчас он вообще плохо воспринимал реальность вокруг себя и мог просто вообще стереть из памяти этот момент. Только бы профессор скорее уже принял решение, холодно же.
Ислингтон же никакое решение не принимал, предпочитая давиться своим напитком. Алану даже страшно за него стало, что вот сейчас он задохнется и мирно отправится на тот свет, а ему потом прилетит, что не спас умирающего преподавателя. С другой стороны, он, вроде как, и не обязан, обычный студент, который ничем тут помочь не может, разве что альбомом на него помахать, что он тоже делать не стал, потому что вот это событие решило бы все его существующие на данный момент проблемы, но профессор так добр к нему не был, поэтому не умер. Прокашлявшись немного, он стал Алана ругать и возмущаться его словам, что парня немало удивило. Чуть подавшись вперед, он сощурился, пытаясь понять правильно ли до него вообще доходит смысл тех слов, что говорил сейчас преподаватель.
- Последствий? Том месте? Стоп, что? – До парня все же решительно ничего не доходило.
С чего вдруг профессор решил свои поступки повесить на других, решив, что все кругом такие, да еще утверждал, что он не такой. Издевается, да и только. Или он сказал про последствия, чтобы Алан понял – без чьей-то защиты ему в этой ситуации хана. Да он и сам это знал, потому что некоторые преподаватели на другом потоке вымогали взятки, другие вроде как трогали девушек за коленки во время экзаменов, такие слухи постоянно ходили, но все работали и никаких проблем у них не было. У мистера И. тоже не будет, потому что у Алана никакой защиты нет. Либо же он на полном серьезе собирался ему помочь, но…Нет, это полный бред, забей. Броди не верил, что так бывает, поэтому вместо объяснения своего неверия, он тихо и как-то горько рассмеялся.
- Смешная шутка, я оценил. Значит, являясь гостем H&H, зная кто я и имея на меня рычаг воздействия, вы не собираетесь им пользоваться? Серьезно? Да кто так делает вообще? – За одну эту короткую беседу, Алан успел сказать профессор Ислингтону больше, чем за все время учебы, что было как-то странно, но он не планировал на этом свою речь прекратить. – Вам просто нравится надо мной издеваться, да? Все равно я никуда не денусь. Ясно же, что любой клиент за такую возможность удавится, просто потому что вы все не принимаете отказов. Так что не надо…
Алан замер, не договорив, всматриваясь в лицо профессора. Что это вообще за выражение лица такое? На него клиенты как угодно смотрели, но только не так. Да что там, на него вообще никогда так не смотрели, поэтому он в очередной раз за сегодня подумал, что не понимает решительно ничего. Судя по виду, словам и поведению профессора, ничего такого он и в самом деле делать с ним не собирался, но так ведь не бывает. Весь этот мир просто построен на сексе, власти и насилии, так почему этот человек вдруг решил повести себя с ним подобным образом? Это ломало просто все установки Алана, его взгляды на жизнь. Как когда в детстве ребенку говорят, что Санты нет, чудес не бывает и вообще все во что он верил это полное дерьмо. В обратную сторону процесс приносит точно такую же дезориентацию и непонимание как собственно теперь с этими знаниями жить. Страшно, когда знаешь, что тебя ударят, но непонимание чего именно ждать от человека еще страшнее.
- Нет, меня никто не держит там силой. – Едва слышно, себе под нос и отведя глаза. Кажется, что если он пошевелится, то профессор все еще может рассмеяться ему в лицо, радуясь, что он купился на его речь и слезы. Последнее Алан на свой счет не относил никаким образом, не настолько был наивен, прекрасно понимая, что мужчина просто подавился. Ислингтон не смеялся, Алан не двигался, пока тот как-то даже заботливо не поинтересовался спал ли тот вообще и даже кофе предложил. Броди решительно замотал головой.
В такой нервный день, каким был этот, вряд ли стоило устраивать сердцу такую встряску. Ангел сказал, что от этого умереть можно, вроде как хватит его удар, потому что он и так молодой и дурной, так еще и такая смесь ядреная вдобавок. Парень сейчас реально был перевозбужден и без этого. Возможно, от одного энергетика, возможно от всей странной ситуации. Именно поэтому он не вполне себя контролировал, когда приблизился к лицу профессора слишком близко, словно собирался его поцеловать. Делать он этого, конечно же, не собирался, просто внимательно на него посмотрел, не понимая, что с ним не так, а потом отстранился.
- Правда не хотите? – Вопрос прозвучал по-детски наивно. Алан потер одну руку другой, потому что реально замерз, а потом немного помялся, нагнувшись за свитером и почувствовав, как в глазах потемнело. Ему срочно надо было лечь, а то растянется прямо тут. Что бы там мистер И. не плел, настолько беззащитным он перед ним оставаться не хотел. – Я…я лучше пойду, можно?
Еще один наклон, теперь за сумкой, казался каким-то героическим поступком, а чтобы избежать головокружения и темноты, делал он это сразу с закрытыми глазами, решительно забыв о том, что сегодня не его день. Вселенная обвела его имя сегодня красным маркером, по кругу толстой линией, чтобы не забыть, что сегодня все вокруг должно быть против Алана Броди. Теперь это выразилось в виде его карандашей, которые от не столь бережного обращения с сумкой рассыпались по полу, заставив парня все же открыть глаза, чтобы осесть-упасть на пол вслед за карандашами, умудряясь еще как-то пытаться собрать их не слушающимися пальцами и засунуть обратно в сумку. Если этот день не твой, то не твой во всем.
[nick]Alan Brody[/nick][status]I know people need love[/status][icon]https://i.imgur.com/x3YHGQn.png[/icon]

+1

7

[nick]William Islington[/nick][status]всего лишь писатель[/status][icon]https://i.imgur.com/0svYqS7.png[/icon]
     Этот мальчик смеётся. С горечью и отчаянным одиночеством. Таким острым, что он ощущает это своей кожей и нутром, так по-настоящему, будто кусало морозом. Бедный, несчастный ребёнок. Сколько же его гнули, ломали, чтобы он теперь так... Чтобы его взгляд закостенел, а сердце превратилось не менее чем в гранит, чтобы больше не трогало, не ранило, не удивляло?
     – А кто Вы, Алан? – так доверительно тихо, а сам пытается разглядеть, глядя прямо в глаза. Что в нем такого особенного, кроме сложной жизни, не самой лучшей работы, юности и симпатичного личика? Что в нем такого, чтобы ему вдруг захотелось бы изменить себе, изменить себя, растоптать с таким трудом взращенные идеалы и ценности, чтобы захотелось им обладать, с помощью силы и своего мнимого превосходства с толикой власти? Разумеется, ничего. Ничего, чтобы о взгляде осталось что-то кроме сострадания и искреннего понимания, и самого чистого и благородного желания помочь, вытащить и спасти, дать какой-то шанс и надежду. Он же сам знает, как это важно, как это нужно, понимает, что иначе и сам бы утонул, и вот сейчас необходимым считает расплачиваться с миром за его личный шанс. – Мне от вас ничего не надо, я от вас ничего не хочу. – Спокойно, размеренно. Ему бы хотелось, чтобы Алан запомнил и повторял это как мантру. И он был готов повторить это столько раз, сколько потребуется, готов терпеливо это объяснять и даже показывать. Но что в его словах толку, если на любое действие у него нет права и возможности, а словам доверия нет ни на грамм. Он же не слепой, видит все.
     Все это прекрасно видно. И то, как смотрит волком, готовым укусить не то, что руку которая его кормит, а в принципе любую протянутую. Это правильно, если знаешь, как выживать, и очень трудно и больно, если вечерами остаешься один. Он сам знает, по своему горькому опыту и сладким плодам всех ошибок. Знает, но только рассказывать не хочет и не может, ведь себе-то лично ничего доказывать и показывать не надо, а обнажать свою душу и зиять развороченным нутром совсем не хочется и не можется. У него тоже есть свое, собственное, личное. Глубоко запрятанное, закопанное, похороненное. Лежащее где-то на самом дне светлых глаз арктическими льдами и закаленной сталью. Там словно кладбище разбитых затонувших кораблей таких же детских страхов, боли, сломанных надежд, который теперь лишь ржавеют с пропоротыми брюшинами и боками, бесполезные и никому не нужные. И если этого не видно при таком пристальном взгляде в глаза – то словами ничего не докажешь.
     Правда, Алан?
     Если все это ложь, если все это страх сказать правду, то так умело замаскированный под истину, что сомневаться, почти не получается. И все же. Так хочется уловить в чужих жестах призывы к спасению и сигналы SOS, что не переспросить не получается.
     – Правда не держат? – Выдерживает этот полутон, такой чтобы едва не шепот, доверительный и почти интимный. – Вы можете мне сказать. – Может, добавлять это было лишним, но это как-то вышло прежде, чем удалось подумать. И еще не полтона тише, на выдохе. От такой тишины любые слова кажутся вязкими, и время тоже будто замирает. И сейчас непременно должно случиться что-то важное, что-то особенно и единственно правильное…
     Но случается это. Непозволительно резкое, близкое. И снова так по звериному, будто диким зверем бросается вперед, едва не вцепляясь в горло. Словно хочется почувствовать чужой страх, или хоть что-нибудь, что будет куда больше похоже на приемлемую для озлобленного напуганного зверя правду. Тут главное выдержать. Не отстраниться, не отводить взгляд. Разве что чуть затаить дыхание. Это уже доведенные до автоматизма рефлексы – не бежать и стоять до последнего. Иначе хуже.
     – Правда не хочу. – В контексте взгляда звучит скорее как: если бы хотел, давно бы получил. И это было так. Если бы мог хотеть подобное, если бы мог так жить и думать – едва ли сидел тут, перед ним, выпрашивая подобно милости доверие и разрешение помочь.
И снова без толку. Снова эта детская растерянность, потерянность, страх черной бездной карих глаз, в которую он сам проваливается, глядя на него, в которую падает, падает и падает, не в силах отвести взгляд, и обессилено вымученно кивая. Беги. Может, так будет лучше. Может не стоит приручать тех, кто не хочет чтобы его приручили. Лишняя ответственность.
     Но ты же не можешь без этого, верно? Нести за себя одного уже давно слишком легко, что совсем не болят плечи.
     Просто выдохни, откинувшись на своем стуле. И будь готов проводить взглядом и забыть.
     Но только вот не реагировать не получается. Не получается просто перегнуться через стол и посмотреть, нет, такого нет даже в мыслях. От простого глухого звука и потери темной макушки из поля зрения даже не приходится задумываться, чтобы быстро встать и подойти, сразу опускаясь на колени. От простого человеческого волнения, ничем не связанного с тем, что было и что могло бы быть.
     Бессознательно протягивает руку к чужому плечу, останавливаясь в паре сантиметров опомнившись и тут же опустив. Не надо. Смотри сколь угодно, беспокойно и взволнованно, но даже не думай трогать. Оставайся напротив, в той самой дистанции, в которой нет ничего особенного и нет никакого доверия. Чуть больше, чем на вытянутой руке.
     – Что с вами? Вы в порядке? Принести вам воды? Вызвать скорую? – Простой человеческий страх, не связанный ни с какими событиями вчера, сегодня или завтра. – Алан! – Чуть-чуть громче, чем надо для двоих в пустой аудитории. Но он просто не знает, что делать и боится этих не самых удачных попыток собрать карандаши и убрать их, слишком явно видно в этих действия, как все идет совсем не так. Ему просто надо встретится с ним взглядом, так будет виднее насколько все плохо. – Что с вами? – С таким читаемым дополнением во взгляде «делать». Как помочь, что это, как часто такое случается и что может из этого получится.

Отредактировано Richard Graham (2018-01-23 11:00:23)

0

8

Ничего не нужно. Не нужно ничего. Ничего. Почему-то эти слова звучали как-то чуждо, ведь Алан прекрасно знал, что всем друг от друга что-то нужно, на этом строится мир. А профессору нужно не было, как он говорил, что могло только удивлять. Странный он, этот мистер Ислингтон, а Броди, будь он сейчас в состоянии шутить или же ехидничать, обязательно бы сказал, что припомнит ему эти слова на экзамене. Мол вот скажет ему профессор, чтобы он тянул билет, а парень трагично заломит руки и скажет, что профессор врун, ведь он говорил, что ему от бедного Алана ничего не нужно. Впрочем, ему сейчас было действительно не до этого, потому что он словно на секунду отключился, хоть и продолжал двигаться, а потом перед его лицом появился профессор, внезапный, словно из воздуха появился, из ниоткуда. Алан даже чуть вздрогнул от этого, а еще от того, что профессор говорил так громко. И вел он себя сейчас не как обычно вели себя гости, профессора и прочие чужие люди, а так как вели себя те, кто был Алану хоть немного знаком и находился с ним на одном уровне.
Нет, совсем диким Алан не был, не из лесной чащи вылез в дождливый день, поэтому понимал, что люди иногда бывают заботливы к другим без причины. Профессор психологии сказал, что это от того, что делая другим добро, мы чувствуем себя лучше. Что-то там в мозгу перемыкает и становится нам крайне хорошо, вот так просто. Просто не верилось, что можно было делать это просто так, когда имелись не то что шансы, а реальные возможности получить от человека больше удовольствия, чем от простой помощи. Странно, все же странно.
- Все хорошо, п..профессор. – Алан отчего-то заикается на этом слове. Наверное, потому что ночью, когда не мог заснуть, крыл его такими словами, что подумать страшно, а он вот сидит и смотрит на него так. Волнуется? Хотя, конечно, это его работа. И все же смотреть ему в глаза становится как-то неловко, снова в голове всплывают эти слова. Ничего не нужно. – Я просто устал.
Каким-то детским жестом, Алан потер свои глаза, чтобы чувствовать себя чуть бодрее. Ему бы хотелось в таких ситуациях как эта, когда требовалась собранность, и сила просто встать и быть таким, как люди которые его восхищали. Оттолкнуть руку помощи с гордым видом, потому что он и сам справится, а потом ткнуть профессора в грудь и сказать, что ничего он от него не получит. А в итоге что? Он еле сидит, смотрит жалобно и отводит взгляд, потому что даже как-то стыдно. Черт, действительно ведь стыдно, хоть он и гонит от себя эти навязчивые чувства, стараясь перекрыть их мыслями о том, что баланс сил может измениться в любой момент. Вроде помогает и он даже какое-то время смотрит на мистера И. внимательнее, чем за всю жизнь. Он не похож на других гостей, совсем не похож. Он какой-то…Алан не смог бы сейчас подобрать слово, поэтому просто встряхивает головой, убирая волосы с лица и засовывает остатки карандашей в сумку, застегнув замок. Не хотелось бы весь день собирать их по всему универу, тем более, что в следующее такое приземление он мог бы просто отрубиться, а у него завтра смена. Отдохнет и будет полон сил для работы, ничего страшного.
Профессор же, судя по взгляду, его мнения не разделял, смотря как-то озабоченно, но совсем не в том смысле, что Алан использовал это слово обычно. Того и гляди реально вызовет ему скорую, а этого совсем не хотелось. Парень тут же принял самый бодрый вид на какой вообще был способен, а потом съежился, вновь понимая, что холод просто жуткий. Хорошо хоть свитер был рядом и пронзительно светлые глаза профессора на секунду скрылись из поля его зрением, пока он натягивал на себя столь теплую и уютную кофту. Даже волосы не захотелось из нее доставать, потому что они обмотали шею как шарф и сразу стало хорошо и спокойно. Вроде как все проблемы ведь разрешились? Или нет? Организм панически спрашивал можно ли ему было уже успокоиться или следовало продолжить нервничать. Алан и сам не знал, но сейчас лучшим решением было действительно вздремнуть, убедив себя, что беда миновала, а потом уже действовать по обстановке. Надо было только от профессора избавиться, который стоял на его пути слишком уж заботливой горой.
- Все действительно хорошо, не надо никакой скорой. Вот он я, вот сумка, а вот никаких попыток обвинять вас в чем-либо. – подняв обе руки, демонстрируя, что между ним и профессором установился странный мир, на что он очень надеялся, Алан решился встать и сам, опираясь на стоящий сзади стол рукой. У него вышло изобразить непринужденность? Дадут ли ему Оскар? Дадут ли ему хотя бы поспать пять минут? Последний вопрос самый острый. – Пять минут отдыха, и я новый человек.
Подняв большой палец вверх, Алан натянуто и вымученно улыбнулся, показывая, что он готов покорять новые вершины и даже подняться в гору если надо, но вместо этого почему-то продолжал опираться на стол профессора задом, ища в себе силы хотя бы оторваться от него. Наверное, так он никогда в жизни не уставал, как и не ощущал себя таким слабым. Это он еще не видел, что его и без того всегда бледное лицо сейчас было примерно такого же цвета как их серые парты, серое небо, его серый свитер. Чуть пошатнуться, выставить руку вперед, словно собирается использовать профессора как точку опоры, и вот он в самом деле готов куда-нибудь плыть.
[nick]Alan Brody[/nick][status]I know people need love[/status][icon]https://i.imgur.com/x3YHGQn.png[/icon]

0

9

[nick]William Islington[/nick][status]всего лишь писатель[/status][icon]https://i.imgur.com/0svYqS7.png[/icon]
     Нет, он даже не рядом с бездомным щенком. Глупо было так думать. Он – котёнок. Дикий, маленький, вызывающий лишь желания обогреть и накормить, но от своего страха сразу же убегающий и не дающийся в руки. Щенки другие, они либо рычат, охраняя своё и не принимая помощь, либо ластятся, с трусливой радостью поджав уши и виляя хвостом – стоит лишь протянуть руку.
     Котёнок.
     В пору закашляться, словно в попытке сплюнуть эту мысль. Мягкую, но неуместную.
     Все хорошо. И он должен в это поверить. Именно должен. Должен, в первую очередь, самому себе. Чтобы стало проще. Легче. Чтобы все закончилось. Забылось. Стерлось. И вчера, и сегодня. И, может, пару ближайших завтра. Чтобы дверь за ним закрылась, он остался в своей жизни, там, где эгоизм в альтруизме. Должен перестать так вглядываться, вслушиваться, так цепляться к деталям вроде потерянного взгляда и легкого заикания. Должен перестать искать причины и поводы. Хотя бы в этот раз. Хотя бы с ним.
     Он просто устал. Просто, по всей видимости, не спал. Просто, вероятно, не ел. И просто неизвестно до скольки и как работал этой ночью. И все это, по отдельности и в целом, очень печально и очень неприятно. Но, все же, тебя не касается. Совсем и никак. То есть вот абсолютно. Понимаешь. Давай уже, просто выдохни, встань, и согласись с этим. С ними с себя эту зачем-то взятую без необходимости полуответственность. Ты ему ничего не должен. Ты перед ним никак не виноват. Это – его выбор. Сознательный и взвешенный. И он об этом так и сказал. Дважды. И нет в этом ничего особенного, страшного, дикого. В это просто надо поверить, это просто надо принять.
Давай-ка ещё раз. Он – тебе никто. И пытаться помочь ему, просто потому что увидел что-то в глазах (может в его глазах и не было ничего, кроме твоей собственной выдумки) – не правильно.
     Просто не замечать. В этом же нет ничего сложного. Не замечать реакции на холод, не замечать каким потерянным он кажется. Как мальчик из сказки, с замороженным сердцем и стеклянными глазами, только пытающийся из кубиков с надписями «власть», «секс», «насилие» выложить «жизнь».
     Но, и снова, в этой сказке тебе явно нет места.
     Твои действия не будут прописаны, а поступки останутся вне сюжета. Так что вставай, отряхивая брюки одной рукой, второй сжимая пару карандашей. Кивай головой. Соглашайся. И не смотри так, ради бога не смотри, со своим беспокойством. Не думай, даже недумай чувствовать неприятное покалывание после фразы про отсутствие обвинений. Отвлекись и...
     Конечно, ты так не можешь.
     Все дело в его улыбке. Измученной, натянутой.
     Не надо.
     Полшага в перед, чтобы сохранить какую-то дистанцию, и если что оказаться рядом быстрее, чем его перестанут держать ноги.
     Все это – вовсе не мелочи, которые можно не заметить или сделать вид, что не замечаешь. И бледность, и координация, и то, как он опирается на стол, и этот взгляд, что кажется все менее осознанным. Словно желая что-то проверить он вкладывает в его вытянутую руку зачем-то подобранные карандаши. Разумеется, не касаясь даже ладони или кончиков пальцев.
     – Алан, – Все ещё не разжимает пальцы, сжимающие карандаши, – позвольте отвезти вас домой. – И тут сразу надо ретироваться куда-то своими словами. – Вы... я не... Вы очень бледны и выглядите так, как будто сейчас, как минимум, потеряете сознание, и, как максимум, умрете. – Да, это была шутка. Частично. Меньше чем на половину. И больше чем полностью плохая. – А терять сознание в общественном транспорте не самая лучшая идея. – Он старается улыбнуться, чтобы хотя бы перестать хмуриться. И сразу, на опережение: – Нет-нет, мне не сложно, это ни к чему никого не обязывает, и ничего не значит. Вы не будете ничего за это должны и я никогда вам это не вспомню.
     Он совсем не знает, как себя с ним вести. Совсем не понимает, что нужно говорить и как, чтобы его слова были поняты правильно. Не как намеки, требования или принуждение к чему-то. Как показать, доказать, объяснить, что все это – не более чем простое желание помочь. И не каплей больше.
     – Впрочем, извините, что так навязывают свою помощь. – Два шага назад, чтобы обойти стол, взять кружку и какие-то бумаги. – Просто не могу пройти мимо.

+1

10

[nick]Alan Brody[/nick][status]I know people need love[/status][icon]https://i.imgur.com/x3YHGQn.png[/icon]
Что-то внутри надламывается, с громким треском, словно столетний слой льда вдруг пошел мелкими трещинами, хотя Алан всего-то на какую-то секунду думает довериться. Он просто устал, что повторил уже так много раз, что это даже смешно. Он бы сейчас и пол счел удобным для сна, а уж мысль о собственной удобной и привычной постели, где каждая вмятина на кровати уже соответствует его телу вообще кажется идеальной. Где-то в его усталом сознании есть довольно разумная мысль, что профессор явно не желает ему зла. Вообще. Никакого. У него был шанс получить секс с ним, но это ему не нужно, иначе смысл бы отказываться, а уж каким-то маньяком-убийцей Алан бы его не счел. Наоборот было совестно, слишком сильно, сильнее чем это вообще бывало, за свои злые мысли и наговоры на мистера И., который и слова-то дурного ему за всю жизнь не сказал. Даже с пары ни разу не выгнал, а тут вообще вызвался чуть ли не быть его персональным героем на эти полчаса, что они ехали бы до его дома. Алан мог быть сколько угодно осторожным, но он не дурак и такую возможность упускать не собирался.
- Хорошо-спасибо-извините. - Все это произнесено скороговоркой, словно это одно длинное и сложное слово, которое должно стать итогом их странной беседы. Ее нить Алан потерял уже давно и не только из-за недосыпа, просто вся ситуация до смешного нелепа, до нелепости смешна и жутко глупая. - Извините, что от меня одни проблемы.
Признание что профессор не зло в последней инстанции помогает отпустить навязчивую мысль о том, что тот может его обидеть, но впускает не менее навязчивую, что сам Броди обидел Ислингтона своими нелепыми подозрениями не по делу, а он вроде хороший. Да какое там вроде, Алан таких вообще не встречал и теперь как-то стыдно и сложно встречаться взглядом с его теплыми светлыми глазами. Алан только сейчас это заметил, что они совсем не такие как холодный лед в глазах Габриэля. Они его отчасти завораживали, но вместе с тем и пугали, от них мороз шел по коже, словно этот ангел был уже давно мертв внутри. Глаза же профессора были как чистое небо в солнечный день, и глядя на них Алан вдруг подумал, что безумно скучает по теплу и весне. Еще одним осознанием пришло, что он так и сидит на краю стола, но теперь зачарованно рассматривает глаза и лицо профессора, не двигаясь с места.
Прокашлявшись, Алан вновь встал ровно, протянув руку и не зная что с этим дальше делать. У него не было хорошего отцовского примера или человека заменившего бы ему отца, кто научил бы его здороваться при встрече именно так, либо выказывать уважение, либо зачем вообще это делается со всем этим физическим контактом не по делу. Алан не знал, но это был единственный способ показать профессору, что он не подозревает его больше вообще ни в чем, что доверяет и не боится. Только рукопожатия не вышло нормального, потому что он не стал ждать ответа и просто на секунду сжал его руку в своей, ощущая какая она теплая против его заледеневших пальцев, а потом отпустил и кивнул, вяло направляясь к двери.
Машина профессора явно должна была быть на парковке, куда они и направились, проходя мимо стройного ряда машин. Алан мог точно сказать, что дорогая красная машина, марку которой он бы никогда не различил, принадлежала директору, а другая, точно такая же, но синяя, его одногруппнику, который смыслил в рисовании словно столько же, сколько Алан в машинах, хотя даже его знаний хватило, чтобы понять, что машина профессора была намного дешевле тех двух. Впрочем, зацикливаться он на этом не стал, прекрасно осознавая, что некоторые ценят комфорт, а не понты. Он это вроде как уважал, хотя дорогущий пропуск в их клуб не считал столь необходимой вещью на которую стоило бы тратиться.
Стоило дверям открыться, как Алан уже забрался на переднее сидение, не ожидая разрешения или чего-то торжественного, вроде официальной фразы, подтверждающей, что он может усадить свой зад на это сиденье. Он же не вампир, ему ничего такого не нужно, тем более, что в его голове машина равнялась теплу и уюту, а он за это сейчас убить был готов, поэтому просто чуть съехал с кресла и удобно устроил голову на спинке, смотря на профессора сонным и довольным взглядом, словно ему и не надо было больше ничего в жизни, кроме места на этом сиденье.

0


Вы здесь » Knocking on Heaven's Door » Новый форум » Собака бывает кусачей


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно